Вспомнить-то вспомнил, но мозг напрочь отказывался работать в этом направлении. Итачи не знал, гендзюцу это или нет, но ни сил, ни желания сопротивляться ему у гения клана Учиха не было. Давно, очень давно он не испытывал такой апатии.
Летний вечер угасает долго. Несмотря на то, что солнце уже давно свалилось за горизонт, на улице было относительно светло. Небо было матового темно-синего цвета со странным зеленоватым отливом на западе. Звезды опаздывали, да и луна задерживалась. Была та промежуточная стадия между днем и ночью, когда спать еще не хочется, а жить уже не хочется. Сероватая полоска на востоке мокрой тряпкой смывала все положительные эмоции. Именно в такие минуты в душах людей начинает шевелиться противный червячок сомнения. Закрадываясь в самые потаенные уголки сознания, он начинает нашептывать что-то противным липким голоском. Он заставляет сомневаться в правильности решения, сказанных слов, давно совершенных действий. И у каждого такой червячок свой. У некоторых это действительно мелкий представитель класса червей, но у иных он вымахал до размеров василиска в летах. Люди пытаются выдворить его или, на худой конец, просто запихнуть его подальше. Но наступает эта грань между днем и ночью, когда все потаенные желания выходят наружу во главе с тем самым червячком, который по праву читает себя победителем.
Эта участь не миновала и гения клана Учиха. Червячок сомнений не всегда брал над ним верх, ибо такой воле, как у молодого нукенина можно было только позавидовать, но постепенно этот червячок, как и говорилось выше, вырос до невероятных размеров. И в последние дни особенно болезненно точил все его существо. Итачи все чаще мысленно возвращался в тот вечер восьмилетней давности. В такие моменты он как бы разделялся на две враждующие стороны. У каждой стороны были свои резоны. Одна сторона громовым голосом напоминала о долге и о том, как это было важно для Конохи. Другая вкрадчиво напоминала, что тем самым он, Итачи, сломал жизнь любимому брату. Заставил его страдать и разъедать себе душу своей собственной ненавистью. Чувство вины мучительно переворачивало и резало душу. Единственным желанием Учихи сейчас было только то, чтобы этот кошмар закончился. В этом молодой нукенин еще не мог до конца признаться себе, но все чаще он эгоистично и малодушно мысленно молил Саске, чтобы тот поскорее убил его, Итачи.
Гений клана Учиха закрыл ладонями лицо, так и не почувствовав своих рук. Почему? Почему все так сложно? Почему именно ему выпало нести это бремя, которое слишком для него тяжело? Итачи с силой провел ладонями по лицу, точно пытаясь стереть его. О, как же он хотел бы быть таким равнодушным, каким внешне казался! Избавится ото всех чувств, быть таким же, каким представляется младшему брату! Несколько раз гений клана Учиха испытывал искушение покончить со всем одним движением куная. Но Учиха прекрасно понимал, что это не выход. Он должен был наказать себя со всей строгостью. Он заслужил эту боль и эти терзания. И единственное что сейчас ему, Итачи, оставалось – это ждать того дня, когда он, наконец, встретит снова Саске, когда он будет убит родной ему рукой.
Итачи сел на кровати, положив перед собой ладони, как в молитве. Учиха долго и внимательно рассматривал свои ладони, изрезанные линиями и огрубевшие от частого использования кунаев и сярикенов. В глазах он ощущал ставшее уже привычным жжение.
Первая горячая капля скатилась по щеке гения клана Учиха и скользнула в открытую ладонь, оставив на ней багровое пятно. За ней последовала вторая, третья, четвертая… горло и легкие точно крупным наждаком драл кашель. От недостатка кислорода кружилась голова, перед глазами весело прыгали черные пятна.
Минуту спустя Итачи склонялся над раковиной, гладя в зеркало. Такого приступа не было уже давно. По щекам к подбородку стекали кровавые слезы. В уголках губ запеклась кровь, создавая впечатление, что Учиха неаккуратно пил эту алую «жидкость жизни». Это жуткое зрелище могло впечатлить многих, но не Учиху Итачи. Дождавшись, когда очередная волна кашля пройдет, молодой нукенин равнодушно смыл с лица кровь.
Уже лежа в кровати Итачи пытался собрать все события этого дня в кучку, разобраться в своих собственных мыслях, выстроить хоть какую-нибудь логическую цепочку. Но спустя немного времени, Учиха мысленно махнул на все рукой. В сон он провалился как в темный и холодный колодец. Засыпать и просыпаться мгновенно он Итачи научился уже давно, что отняло у него намного больше сил, чем изучение техник синоби или техник иллюзий.
Проснулся Итачи от холодного прикосновения. Не открывая глаз, он чувствовал на себе пристальный взгляд. Его ни с чем нельзя было спутать – словно две ледяные струи воздуха касались лица гения клана Учиха. Поняв, что притворяться бессмысленно, Итачи открыл глаза. Он не ошибся. Рэн действительно сидела на стуле около кровати, обхватив колени руками и не отрываясь, смотрела на молодого нукенина. Ее глаза слабо светились в темноте, а лунный свет, отражаясь от пепельно-серебристых волос, создавал мистический ореол вокруг головы Масимидзу. Сейчас ее лицо казалось призрачным.
Прежде, чем Итачи успел что-либо сказать, Рэн протянула ему стакан с водой.
- Выпей, - едва слышно произнесла она. – Тебя это не вылечит, но боль ослабит.
Итачи не спешил брать стакан. Утихшие было вечерние подозрения вспыхнули с новой силой.
- Мне нет смысла травить тебя. Выпей, - словно прочитав его мысли, заявила Рэн и вдруг добавила. – Пожалуйста.
В темноте ее голос казался бесконечно усталым. Итачи едва узнавал его. Учиха неуверенно взял протянутый стакан.
- Только два глотка. Остальное – утром, - пояснила Рэн.
Последовав совету, Итачи сделал два больших глотка. Ощущение было такое, что он проглотил два куска льда. Но боль в груди и жжение в глазах действительно утихли.
Игра богов
Этот мир представляет из себя классический мир средневекового фэнтези, населённого множеством рас и государств. И у так…
Варианты ответов: